Владимир пытался как-то смягчить обстановку, наладить связи с новгородской знатью. Родовитый боярин с «княжеским» именем Остромир, много позже ставший новгородским посадником, женился на Феофано. В этой женщине с греческим дохристианским именем исследователи видят дочь Владимира и царевны Анны. О том, что Остромир состоял с Рюриковичами в свойстве, имеется прямое известие. Отметим, что этот брак был у Остромира вторым. У него подрастал сын Вышата, в 1016 году сам ставший отцом. Остромир, судя по многим косвенным признакам, являлся признанным вожаком старой новгородской знати, его семейство считалось первым в Новгороде. Владимир имел право рассчитывать на преданность новых свойственников. И добился такой преданности – для своего сына, молодого князя Ярослава. Позднее великому князю пришлось убедиться в том, что это не одно и то же.
Желая и укрепить связи с новгородской знатью и епископом Иоакимом, и показать намерение действительно править Новгородом, Ярослав переехал с Городища. Новую княжескую резиденцию, Ярославов двор, устроили близ новгородского Торга. В ту пору новому новгородскому князю было уже за двадцать. Он или был уже женат, или женился вскоре на женщине с крестильным именем Анна – возможно, близкой княжеской семье. От этого первого брака у Ярослава родился сын Илья. В одной из летописей дается следующая краткая характеристика Ярослава: «Был же хромоног, но умом совершен, и храбр на рати, и христианин – книги сам читал». Итак, Ярослав, как и Борис, обучился грамоте. И как и Борис, он был действительно верующим христианином. Но отношения с отцом у них складывались по-разному. Владимиру Ярослав был предан не слишком. Во всяком случае, он оставался больше сыном Рогнеды, чем Владимира. И поэтому многого не мог отцу простить. Несмотря на вокняжение в Новгороде, наследником себя Ярослав не считал. Похоже, как и Святополк, он подозревал, что отец предпочитает Бориса.
Рогнеда-Анастасия, мать Изяслава и Ярослава, умерла в 1000 году. Смерть ее отмечена второй в летописных поминальных записях, о которых говорилось выше. До нее, в тот же год, по стечению обстоятельств скончалась и Мальфрид, предполагаемая мать Святослава и Мстислава. Год, видимо. был печален для князя, проводившего в последний путь сразу двух былых жен.
Изяслав Полоцкий пережил свою мать всего на один год. В 1001 году умер и он. Старшему из живших тогда сыновей Владимира было всего двадцать четыре года. Наследовал престол Изяслава его сын Брячислав – конечно, еще малолетний. При Брячиславе Полоцк окончательно превратился в отчину «Рогволодовичей». Воспитанный местным боярством в ревности к Киеву и мечтах о независимости, Брячислав рос скорее кривичским племенным князем, чем представителем рода Владимира. Потомками Владимира его потомки себя и не сознавали, именуясь исключительно «Рогволодовым родом». При этом, однако, парадоксально и объяснимо жила и обида за утраченный киевский стол. Со смертью Изяслава полоцкие князья лишались всяких прав на него.
Отличался Полоцк от Киева и верою. Город крестили – но даже при княжеском дворе вольготно себя чувствовали языческие волхвы. За время малолетства Брячислава они, должно быть, окрепли – и привили князю представления о своей необходимости. Епископа в городе пока не было, и воспротивиться волхвам с использованием действительной власти никто не мог. Владимир ничего не предпринимал в отношении полоцкого удела. Может быть, переживал старую вину и боялся сотворить худшее. А может, считал, что уже предоставил Полоцк старшей ветви «Рогнедичей», так что дальше – их право выбора и их ответственность. Во всяком случае, открыто против Киева полочане не выступали, и Брячислав беспрекословно признавал верховную власть деда.
Согласно Повести временных лет, у Изяслава имелся еще один сын – Всеслав. Этот внук Владимира умер в детстве, в 1003 году, и именно смерть его отмечена в летописи. Имя Всеслав действительно весьма распространено в полоцком княжеском роду. Это и ввело в заблуждение автора Повести. Во всех до единого списках Начального летописного свода Всеслав назван сыном «Мстиславовым», то есть Мстислава Тмутараканского. Если тот родился до 987 года, то в 1003-м у него уже мог быть малолетний сын.
Последней в ряду кончин, постигших Русь в первом десятилетии нового века, явилась смерть митрополита Леона. Она в ранних летописях не отмечена, но, судя по всему, случилась около 1005–1007 годов. Летописцы, как уже говорилось, пользовались княжеским синодиком, а имена первых святителей Руси в их трудах вообще не содержатся.
Преемником Леона, верного соратника Владимира в утверждении христианства и наряду с Анастасом Корсунянином одного из главных его наставников в вере, стал грек Иоанн. Его более достоверные источники именуют архиепископом, а не митрополитом. Разгадка этого внезапного снижения статуса Русской Церкви, как видно, в том, что резиденцией Иоанна являлся уже Киев, а не Переяславль. Скорее всего, Леон загодя готовил Иоанна в свои преемники и поставил его епископом в Киев. Возможно, что Иоанн являлся одним из тех «епископов корсунских», которым Владимир вверил Десятинную церковь. Кафедральным собором Киева стала деревянная церковь Святой Софии, возведенная еще в 952 году. Здесь не было особого противопоставления «княжеской» Десятинной под управлением Анастаса – но важное для Владимира подчеркивание самостоятельности духовной власти. Со смертью Леона Иоанн стал главой Русской Церкви в архиепископском сане, с резиденцией уже в Киеве, но формального утверждения на митрополию от Константинополя не получил.