Крещение Руси и Владимир Святой - Страница 27

Измена Блуда вызывает вполне справедливое возмущение летописца. Для русских летописей – и еще раз повторим, что это вполне справедливо, – Блуд являлся бесспорным антигероем. Но всякая измена имеет свои мотивы. Из того, что мы уже знаем о Блуде, мотивы эти проступают с явственностью. Блуд чувствовал себя крайне неуютно среди киевской полянской и варяжской знати. Оттесненный Свенельдом с только полученного – немалыми, надо думать, заслугами – высокого положения, он не мог повлиять на развитие событий. Тех самых событий, которые теперь привели новгородскую рать под стены Киева. Еще до появления послов Владимира Блуд имел все основания сочувствовать его делу. И сочувствовать самому «робичичу» – просто из-за его, столь сходного с собственным, происхождения. От такого князя Блуд обоснованно надеялся получить истинные, заслуженные им почести. Та «честь многая», которую оказывал своему воеводе Ярополк, казалась Блуду недостаточной и ненадежной.

И еще один, ничего, конечно, не исправляющий в давней кровавой истории штрих. В народном эпосе, в былинах Блуд – персонаж положительный. Он и его семья, богатая, но незнатная, противопоставлены алчным и надменным боярам. В былине сын Блуда силой оружия добивается руки боярской дочери, посрамляя, а то и убивая ее братьев. Былина новгородская по происхождению, а Блуд позднее немало лет провел в Новгороде. Для того чтобы оставить по себе добрую память в народной толще, он кое-что для нее должен был сделать. Так что едва ли следует во всем следовать за летописью с ее однозначной оценкой киевского воеводы.

Как бы то ни было, но тогда, в последних месяцах 977 года, предательство состоялось. Блуд не раз посылал к Владимиру, призывая его идти на приступ и обещая с началом боя убить Ярополка. Воины Владимира подступали ко граду, но их отбивали. Попытки Блуда срывались одна за другой. Киевляне были преданы своему князю, и Блуд не мог найти подходящего случая. Однако ему удалось уговорить воодушевленного было успехами князя не выходить на вылазку против превосходящих сил врага.

Окончательно отчаявшись, воевода решил пойти на обман. Придя к Ярополку, он сказал: «Киевляне ссылаются с Владимиром, говоря: Приступай ко граду, и предадим тебе Ярополка. Беги из града». После изнурительной осады, при зримой нерешительности князя, такие настроения киевлян были бы вполне объяснимы. И Ярополк поверил. Вместе с Блудом и всей своей дружиной он бежал из города по открытому южному пути.

Князь достиг града Родни при устье реки Рось, правого притока Днепра и древнего южного рубежа полянской земли. Родня была и важной крепостью на границе со Степью, и древним святилищем, связанным с именем бога Рода. Здесь Ярополк почувствовал себя в безопасности и решился продолжить оборону. Теперь он затворился в Родне. Но это оказалось роковой ошибкой. Град, разумеется, не готовился к осаде. Довольно крупный, он тем не менее не был рассчитан на прокорм всей киевской дружины в течение долгого времени.

Владимир со своей дружиной вступил в Киев. Сразу после бегства князя брошенные им киевляне вполне закономерно отворили ворота его мятежному брату. Владимир, войдя в город, не стал сразу объявлять себя великим князем. Ярополк был еще жив. А по строгому закону языческих времен, когда князь являлся не только правителем, но и верховным жрецом, кровно связанным с богами, князь мог быть только один. Убивший его – становился князем. Итак, Владимир пока князем себя не объявил.

Новый хозяин почти сразу покинул город, двинув рать на юг. Войска победителя обступили Родню. Осада Родни происходила в первой половине 978 года. Дополнительного продовольствия в граде запасти не успели. Родня была гораздо меньше Киева. Для приступа крепость была надежно защищена, но в то же время расположена не столь удобно, как столица. Обступить ее можно было со всех сторон. Наблюдение за реками (а новгородцы и варяги, разумеется, привели с Севера ладьи) полностью отрезало град от внешнего мира.

Теперь Ярополк оказался в совершенно отчаянном положении, безо всякой надежды на спасение. Раньше он имел в распоряжении всю киевскую рать и, действуя решительно, вполне способен был одержать победу. Теперь же под рукой у князя были только оставшиеся верными дружинники и воины из Родни. Превосходство сил противника стало сокрушающим. Но войска Владимира даже не пытались штурмовать оплот врага. За них все делал голод. Многие из последних соратников Ярополка умерли, не обнажив меча. Страшное вымирание осажденной Родни запомнилось в русских преданиях. Веками на Руси бытовала поговорка: «Беда, как в Родне».

В конечном счете, когда Ярополк окончательно отчаялся, Блуд обратился к нему с новым советом. «Видишь ли, сколько есть воев у брата твоего? Нам их не перебороть. Твори мир с братом своим». В правоте этим словам отказать было нельзя. И Ярополк, не желавший усобицы с самого начала, согласился. «Да будет так», – ответил он.

Блуд немедля отправил к Владимиру верных людей. Несли они не столько послание князя, сколько вести от самого предателя. «Сбылась мысль твоя, – передавал Блуд, – приведу к тебе Ярополка, так что приготовься убить его». Владимир немедленно свернул осадный лагерь и вернулся в Киев. Там он поднялся на Гору и вместе со всем новгородским войском обосновался на теремном дворе князя Игоря. Сам князь с дружинниками занял построенный при Игоре великокняжеский дворец – каменный терем. Площадь же двора на время превратилась в воинский стан.

Это жест призван был убедить Ярополка в чистоте намерений брата. И Ярополк, на свою беду, поверил. После ухода Владимира Блуд сказал своему князю: «Пойди к брату своему и скажи ему: Что ни дашь мне, то я приму». Ярополк, уже согласившийся на почетную сдачу, тут же с небольшой дружиной отправился в Киев. По пути к нему обратился некто Варяжко, тоже княжеский «милостник», судя по имени – полуваряг не слишком знатного рода. Вполне представляя себе законную судьбу свергнутого князя, Варяжко сказал: «Не ходи, княже, убьют тебя». – «Таков-то ты милостник у князя», – насмешливо заметил Блуд. «И то – всякий милостник подобен змее запазушной», – язвительно парировал Варяжко, имея в виду самого воеводу. И продолжил, обращаясь к князю: «Беги, княже, к печенегам, и приведешь воев».