Никакого милосердия к побежденным ни Добрыня, ни Владимир не выказали. Это едва ли заслуживает каких-то комментариев. Обиды в языческую эпоху смывались только кровью, и даже изощренная жестокость придуманной Добрыней кары не являлась чем-то исключительным на Севере тех веков.
Сперва Добрыня вволю поиздевался над пленниками поносными словами. «Теперь и ты робичица», – насмешливо сказал он Рогнеде. Потом, свидетельствует летописное предание, он «повелел Владимиру быть с нею пред отцом ее и матерью». Лишь после этого, последнего и самого страшного унижения, Рогволода позволили убить. И лишь после убийства отца Добрыня объявил уже обесчещенную Рогнеду женой Владимира. Чтобы стереть само ее родовое имя, он дал ей новое, славянское – Горислава.
Но Владимир – и странного тут в конечном счете немного – полюбил Рогнеду. «Чехиня» Аллогия родила лишь одного сына. Рогнеда позднее принесет Владимиру четверых. Одно это давало ей старшинство в глазах мужа перед любыми другими женами и наложницами. Да и сама она, дочь своего жестокого века, простила Владимиру и признала в нем законного мужа – до поры, до первых измен. Потому, должно быть, имя Горислава, напоминавшее о позоре и крови родни, не вошло в официальные перечни жен Владимира и около полутораста лет помнилось только в дружинном предании. Следует помнить, однако, и о том, что первые летописные сказания создавались при дворе Ярослава Мудрого, сына Рогнеды и Владимира.
Добрыня, свирепо расправившись с княжеским родом, не стал разрушать Полоцк дотла. Напротив, после новгородского похода укрепление и отстройка кривичской столицы продолжились. Только теперь в городском детинце сидели наместники Владимира. Полоцк долго еще соперничал с Новгородом в богатстве и даже по-прежнему превосходил его размерами. Но решительный поворот в пользу Новгорода произошел, ибо на какое-то время град на Полоте собственных князей лишился, войдя в состав «империи Рюриковичей».
«Империю», впрочем, тогда еще только нужно было воссоздавать. Зиму 976/77 года Владимир завершил в Новгороде, где собирал рати для похода на Киев. Теперь в его распоряжении были уже дружины и ополчения всей Северной Руси, включая Полоцк и Смоленск. В 977 году новая жена понесла и в течение года родила двух старших сыновей – вероятнее всего, близнецов – Изяслава и Мстислава. Мстислав умер в раннем детстве, но Изяслав остался следующим после Вышеслава продолжателем рода.
Владимир не мог не воспринять рождение у Рогнеды двух первенцев как добрый знак. Оба сына, по уже утвердившейся и поддерживавшейся Владимиром традиции, получили славянские имена. Причем имя Мстислав в те годы являлось родовым для княжеского рода славян-ободритов, живших в Южной Прибалтике, на Лабе. Видимо, это след материнского рода Рогнеды – брачных союзов между скандинавскими викингами и ободритами было не меньше, чем войн. Может, о том же напоминает и имя сына Свенельда – Мстиша. Не был ли Рогволод в родстве или через ободритскую жену в свойстве со Свенельдом? Только догадки, но многое объясняющие. А можно вспомнить и о том, что ободритский князь Мстивой выдал дочь за датского конунга, еще одного противника Владимира.
Но попытки разрешить эту навеки скрытую тайну минувшего далеко отводят нас от нити нашего повествования. Завершив битву за власть над Севером и объединив все его силы, Владимир был готов теперь к решению главной своей задачи. Примерно летом 977 года огромная новгородская рать выступила в поход на Киев.
Войска Владимира спустились по Днепру, не встречая никакого сопротивления. Раздавленный потерей Полоцка и ни в каком смысле не готовившийся к столь масштабной междоусобице Ярополк не посмел созвать южные ополчения и встретить противника в поле. «Не мог стоять Ярополк против Владимира», – пишет Начальный летописец, имея в виду огромное численное превосходство новгородцев и их союзников. Киевский князь в итоге предпочел «затвориться» в своем граде со всей местной ратью.
Владимир, подступив к Киеву, оказался перед необходимостью вести долгую осаду. Все в этой усобице происходило впервые – мрачное первопроходство. Впервые пошел среди Рюриковичей брат на брата, впервые пролилась братская кровь, впервые русские войска осаждали Киев. Владимир разбил лагерь у селения Дорогожичи, чуть севернее Киева. Между Дорогожичем и старым киевским Капищем на Хоривице по его приказу вырыли осадный ров, прикрывавший заодно лагерь на случай вылазок. Этот ров сохранялся долго, его показывали и спустя десятилетия.
Осада, конечно, не являлась просто бесцельным «сидением» на измор. Случались вылазки и приступы, между сторонами происходили стычки. Главной ударной силой в войске Владимира были его варяги, так что основную заслугу в его успехах они приписывали себе. Тогда-то получил первый по-настоящему боевой опыт юный воспитанник князя, четырнадцатилетний Олав Трюггвасон. О том, как он на пороге совершеннолетия «обагрял меч на востоке в Гардах», вспоминали позже его придворные скальды.
Осада хорошо укрепленного, богатого и многолюдного Киева могла продолжаться долго. Она и так затянулась на месяцы. Владимир не мог полностью окружить Гору, широким склоном спускавшуюся в южную лесостепь. Так что осадное кольцо кольцом-то как раз и не являлось. Подвоз продовольствия в Киев не прекращался. Если бы к Ярополку подошли подкрепления, то сам Владимир оказался бы в роли осажденного в своем дорогожичском лагере.
Потому новгородский князь решил действовать хитростью. Он заслал в Киев лазутчиков, которые встретились с воеводой Блудом. Ему они передали следующие речи своего князя: «Прими меня. Если убью брата своего, любить тебя начну вместо отца своего и многую честь примешь от меня. Ведь не я начал убивать братьев, но он. Я же того убоялся и пришел на него». И Блуд велел посланным, чтобы они передали своему князю: «Буду я тебе в сердце и в приязнь».